Последние минуты лета. Но на самом деле оно уже ушло. Об этом напоминает холодный вечер, что свистит за окном. И то, что завтра на работу. И то, что я опять в Волгограде.

Лето закончилось… видимо, в тот миг, когда, стоя на перроне станции Себряково в ожидании поезде, Витя, милый Витюшка Г-ко, не желая зла никому и в то же время чуть смягчив свой голос, видимо, сознавая, что могут для меня значить эти слова, сказал… Continue reading

Сессия практически позади. Многое позади. Пустота в душе. Сил практически не осталось. Только что живу…

Улыбаюсь, когда есть силы притворяться. Смеюсь даже. Собираюсь к Анютке в гости отмечать сдачу сессии, наступая при этом себе на горло. Уже получила работу в международном отделе. Меня — там — любят. И это радует. Еще радует сынулька. Зачетка. Надежда снять квартиру. Перспектива трехмесячных каникул. Свадьба Инны с Мишей. Дружба Наташи с Юриком…

Не буду писать о плохом (*).

___________

(*) в плюс к описанному чуть ранее — одни похороны, один аборт… прочее по мелочи, не помню уже

Дай нам Бог сил и терпения. И нервов покрепче…

Интересно, что еще выкинет судьба? Какой-нибудь глобальный завал в сессию? Или…? Или…?

Пачка Salem за неделю почти улетела. Видимо, следом купится что-нибудь покрепче. И — ни духовных, ни физических сил жить дальше.

Дети. Бабушки. Танюха беременная. Пестерев. Пилипенко (*).  «Письма Асперна» в оригинале. Die Zeit. Курсовая. Deutsche Welle. Videokonference. Речь Ельцина в ООН. Мартин Иден. Крыши едут. Крыши едут. Едут крыши…

Завтра мы работаем переводчиками в обладминистрации (**), и только поэтому я ничего сегодня не учу, н печатаю, не читаю и даже собираюсь выспаться получше. А потом — снова в бой. Последние недели учебы.

Ну что, жить-то будем?…

_____________

(*) фамилии особо «любимых» преподавателей, как можно догадаться

(**) вот эпизод, который помню очень смутно — видимо, просто логичное продолжение моей успешной переводческой практики в международном отделе… не думаю, что всю группу подключали к этому…

И, пытаясь в себе заглушить
Нарастающий гул камнепада,
Говорю себе: надобно жить,
На краю этой трещины — над
о…(*)

Пишу, как свое, настолько это сейчас вторит моему состоянию. 30-е декабря дубль два. Только на сей раз без скандала и… без Б-ва.

И по гладкому камню скребя,
И, срываясь с него беспощадно,
Умоляю себя и тебя:
“Это трещина, трещина, ладно”.

Без обиды тебе говорю,
Накопив непосильною кротость:
Отойди же, не стой на краю:
Эта трещина, может быть, – пропасть…

Снова пригодились сигареты — «надобно жить!» Снова вдребезги праздничное настроение. Не самые лучшие вести из дома. Приличный объем работы, требующий внимания, если не самоотдачи. Опять же — бедный мой сынулька…

И, пытаясь в себе заглушить
Нарастающий гул камнепада,
Говорю себе: надобно жить,
На краю этой трещины — надо…

И буду, конечно. Как всегда, буду.

Хорошо, что завтра придут Юрик и Наташка. Два очень близких мне человека. И — никого больше из гостей. Тихая, теплая компания и… вообще мечталось о действительно легком, беззаботном денечке. А теперь он начнется с выяснения отношений с мужем.

Очередной праздник — к чертям…

Господи, но почему так? Я уже как-то сказала Юрику, что эта семья будет держаться столько, сколько буду держаться я. И, кажется, добавила, что я — перпетуум мобиле, и буду держаться вечно.

А что? Буду!

Пусть в комнатке твоей сегодня душно —
Запомни, ты прекрасна, ты воздушна,
Ты только струям воздуха послушна.
Не бойся, все с тобой произойдет,
произойдет,
произойдет…

_________________
(*) все цитаты этой записи — из песен Вероники Долиной, самых дорогих и самых актуальных на тот период жизни

…Я знаю, насколько цветы чувствительны. Я хорошо помню, как однажды, во времена пылкой влюбленности… в Саню? в Виталика? не важно… так вот, мы шли с дачи, и я, нарвав ромашек, воображала, что это — цветы от Него. Помню, как мама уговаривала меня бросить «этот веник», который «назавтра завянет». Но я… я любила эти цветы, как, может быть, никогда не любила ни одного букета до тех пор. И они стояли у меня на пианино… не знаю, сколько, но очень долго для простых полевых ромашек.

В день своего 20-летия я получила два букета по три розы, почти одинаковых. Continue reading

Глупо получается.

Сначала я боролась с прошлым. Оказалось, бесполезно и безрезультатно. Тогда я попыталась с ним примириться и ужиться. Вроде бы даже удалось. И я начала готовить себя к встрече в прошлым. К возвращению в прошлое. Настраивалась… А оказалось, что возвращаться-то некуда (*)… Прошлое уничтожили и без моего участия.

И что теперь мне? Восстанавливать?

Ну, в какой-то мере я попыталась. Собрать класс в кучу, во всяком случае, думала, получится. Разыскала новые телефоны (как — отдельная история, справочная не работала). Думалось: ну, ну, ну вот… В дверь Женькиной (до сих пор ли?) квартиры воткнула приглашение…

А закончилось все бутылкой водки на четверых: Журавлевы (**), Витя Г. и я.. И чувство, что тебя ткнули мордой в грязь, не покидает до сих пор.

Знай свое место?

Может, и стоило бы — знать. Но когда я умела сидеть, сложа руки? Не дерзя, покоряться обстоятельствам?…

Ну, так и будут тебя мордой в грязь тыкать. И есть за что. Давно пора понять, что мы стали чужими друг другу. Посмотри, сама-то за два года — с ног на уши. И все так. Ведь даже нет уверенности, что адрес у женькиных родителей все тот же. И нет уверенности, что он приезжал к ним на каникулы. Может, у него невеста в Волгограде, может, он женат уже?! Кто дал тубу право надеяться, что он тебя хоть изредка вспоминает:

…А, может, не надо меня убивать окончательно?…

____________

(*) да, именно в эти дни сочинилась песня «Где ты, господи, где ты?»

(**) одноклассница с мужем, у них и посидели тогда

Нет никаких сил бороться дальше за свое поступление.

Позавчера Наташа напоила валерьянкой, только так и пошла с мамой говорить. А вчера проревела часа полтора, когда легла спать. Но это — только наедине с собой. Больше здесь никому мои слезы не нужны.

Главная боль в том, что мне не перед кем побыть самой собой. Некому сказать, что единственное желание последних двух дней — забрать документы и уехать. Сдаться. Я устала быть сильной, а сильной быть надо, поскольку жизнь — теперь я в этом убедилась сама — это суровая игра без правил, где побеждают только те, кто умеет стоять на ногах в одиночку, кто умеет быть сильным без чьей-либо поддержки. Родители, конечно. всегда поддержат, но им тоже надо уметь казаться сильной. А слабой быть — только наедине с собой, поскольку нет в моей жизни того, на чьем плече можно пореветь. Нет такого.

…Женька? Да грош цена его любви, если он придет поздравлять меня с поступлением. Радости делить просто. Победителей любит каждый. А ты попробуй полюбить меня вот такую, обессилевшую, сдавшуюся, в слезах! Что, слабо?! Так не говори мне больше о любви. Не поверю просто.

Надо найти в себе силы разозлиться. Это один из самых классный способов жить дальше — назло кому-либо или чему-либо.

К черту слабости! Я должна поступить хотя бы ради того, чтобы бросить ему в лицо: «Я шла к этой победе одна, хотя мне было плохо, больно и одиноко. Я победила. И если я и стану делить эту победу с кем-то, это будешь не ты. Уходи.»

…Единственным жизнеощущением остается усталость. Но я должна с этим справиться. Я должна! Головой вниз с балкона шестого этажа — это слишком просто. Надо жить. Надо идти дальше, при этом не опуская голову. Пусть ветер в лицо. Пусть жизнь хлещет по щекам. Я выстою.

…Почему-то вспомнилось лагерное «Не верь, не бойся, не проси«. Не так страшно, когда ГУЛАГ — жизнь, хуже, когда жизнь — ГУЛАГ. И все те же «не верь, не бойся, не проси«. Мое новое троесвятие — вместо I LOVE YOU

Я выживу!

(несколько часов спустя) Едем купаться на Варваровку. Наконец-то отвлекусь.

…Как же мне все это надоело…

But I can’t be week. I must fight.

За сочинение — «3», за устный русский-литературу — «4», классно, а? Нулевая гарантия поступления.

А тут еще — как бы с днем рождения Натахе не обломили. Она вчера «перегуляла» маленько со своими коллегами по саду, а сегодня сидит дома в образе кающейся грешницы.

Но, если честно, я уже ни-че-го не хочу, кроме как вернуться в Михайловку и пойти работать, вернее, хоть как-то вернуться к нормальной жизни от этой суеты, беготни, униженности, вечной неизвестности… Сдохнуть можно, а надо быть сильной. Надо быть сильной, а тут бы в самый раз отреветься на чьем-нибудь плече. Сегодня Смэла (*) встретила (вот нервы, а! «А что, — говорит, — у меня «пятерка»?»), так чем-то таким родным от него повеяло, что так бы и стояла, разговаривала с ним, а пришлось разойтись. Я спустилась вниз, а под эффектными очками на глазах — слезы…

О, Боже, сейчас бы в школу, а еще лучше — в поход, на байдарках в голубую даль, чтобы ни одного учебника в радиусе пяти километров и чтобы рядом — не черт знает кто, а милые, родные Вовки, Лешки, Витьки… Я, конечно, человек компанейский, у меня и тут уже хватает знакомых лиц, но ведь это — знакомые…

Как страшно жить среди людей —
И притворяться непогибшим…

Я не знаю, чьи это стихи (**), то ли из моего любимого  сборника «Русская поэзия ХХ века», то ли из подборок журналов, но они так четко выражают мое состояние.

«Нет. Нет! Только не реветь!!!» — твержу я себе, а сама вытираю подолом халата бегущие по щекам соленые ручейки. Не разреветься бы маме по телефону… Вчера-то я держалась очень  даже бодро, надо и сегодня постараться. Надо. Держись, Ленка. Держись!

А я не могу. Я устала от этого города, где пыль и жара даже ночью, от этого университета, где ты на правах кролика, от этого дома, где я родная, да не своя… И если вчера на Наташкину и д-Володину реакцию: «Что, ревет?» — я гордо-насмешливо отвечала: «Кто, я?!» — то сегодня это я. Это я комкаю платок в руках и благодарю Бога за то, что Наташка и б. Нина легли отдыхать в другой комнате.

Это я, Господи…

______________

(*) одноклассник, поступал параллельно на экономический факультет

(**) из сборника, да, Блок, хотя цитату и переврала…

Я наконец-то переселилась на балкон. Сижу так это, осматриваю окрестности и вспоминаю…

Чуть больше года назад, июньским вечером — нет, даже ночью — я сидела на этом балконе с Сашей Т-вым. Мне было хорошо с ним. Кажется, так можно было просидеть целую ночь, если бы нас не разогнала моя мама. Ах, мама… Ты была так жутко против нашего «романа»! А судьба была в тот вечер за нас, ведь как иначе объяснить тот счастливо сломавшийся «запорожец»? Мы были вместе весь день. Весь вечер. Полночи. Было здорово.

Я помню, о чем мы говорили, как мерцали в  небе звезды, полустертые фонарным светом, как заманчиво близко были наши руки и губы. Нет, мы так и не поцеловались. Когда танцевали, были безмолвно близки в своих объятиях, и пару раз он коснулся губами моей шеи, плеча, и только…

Ах, Саша-Саша! Где ты теперь и — помнишь ли обо мне? Помнишь. Не имеешь права не помнить. И мы еще встретимся.

Эта история еще не окончена.

Результатов экзамена все еще нет. Сегодня два раза моталась в университет, посидела у юристов на консультации (*), да все без толку. Правда, обошлась червонцем за две поездки: сегодня был день хождения «двоек».(**)

«Пятерку» за сочинение уже не жду. Как-то все пофигу стало. Одно желание: попасть на Наташкин День рождения и погулять капитально. Правда, там парней будет маловато, ну да ладно, все равно можно побеситься. И напиться. И забыться, хоть на одну ночь забыть о Женьке, об экзаменах, о будущем… А то с утра сегодня прямо тоска брала. По радио еще какие-то душещипательные песни крутили:

По-разному судьбу свою творим,
Чужие мы с тобою навсегда,
И все-таки давай поговорим:
Любовь не умирает никогда, никогда…(***)

Это, конечно, не лучшие строчки, мне там больше всего начало нравится: «Когда по небу катится звезда — о чем поют ночные поезда?…»

…Боже мой, где найти пристань моему романтическому суденышку с алыми парусами?…

…А ведь то и дело представляется: вот ты пришел с букетом… ну, чего угодно, хотя представляются обязательно розы. Розы! Грезы. Слезы.

Я постараюсь быть мудрой. Я даже обижаться на тебя не стану: любимых надо прощать, любимым надо доверять, любимых, наконец, нужно просто любить. Так что я наберусь сил и буду спокойной: да, не рассерженной, не обиженной, но и не пылко-радостной. Да будет так…

______________

(*) просто перепутала аудиторию, а потом было уже глупо уходить

(**) имеется в виду обычный маршрутный автобус по 2,50 — «коммерческие» стоили рубля по 4

(***) «Сожалею«, Ю. Саульский/ Л. Завальнюк