Нет никаких сил бороться дальше за свое поступление.
Позавчера Наташа напоила валерьянкой, только так и пошла с мамой говорить. А вчера проревела часа полтора, когда легла спать. Но это — только наедине с собой. Больше здесь никому мои слезы не нужны.
Главная боль в том, что мне не перед кем побыть самой собой. Некому сказать, что единственное желание последних двух дней — забрать документы и уехать. Сдаться. Я устала быть сильной, а сильной быть надо, поскольку жизнь — теперь я в этом убедилась сама — это суровая игра без правил, где побеждают только те, кто умеет стоять на ногах в одиночку, кто умеет быть сильным без чьей-либо поддержки. Родители, конечно. всегда поддержат, но им тоже надо уметь казаться сильной. А слабой быть — только наедине с собой, поскольку нет в моей жизни того, на чьем плече можно пореветь. Нет такого.
…Женька? Да грош цена его любви, если он придет поздравлять меня с поступлением. Радости делить просто. Победителей любит каждый. А ты попробуй полюбить меня вот такую, обессилевшую, сдавшуюся, в слезах! Что, слабо?! Так не говори мне больше о любви. Не поверю просто.
Надо найти в себе силы разозлиться. Это один из самых классный способов жить дальше — назло кому-либо или чему-либо.
К черту слабости! Я должна поступить хотя бы ради того, чтобы бросить ему в лицо: «Я шла к этой победе одна, хотя мне было плохо, больно и одиноко. Я победила. И если я и стану делить эту победу с кем-то, это будешь не ты. Уходи.»
…Единственным жизнеощущением остается усталость. Но я должна с этим справиться. Я должна! Головой вниз с балкона шестого этажа — это слишком просто. Надо жить. Надо идти дальше, при этом не опуская голову. Пусть ветер в лицо. Пусть жизнь хлещет по щекам. Я выстою.
…Почему-то вспомнилось лагерное «Не верь, не бойся, не проси«. Не так страшно, когда ГУЛАГ — жизнь, хуже, когда жизнь — ГУЛАГ. И все те же «не верь, не бойся, не проси«. Мое новое троесвятие — вместо I LOVE YOU…
Я выживу!
(несколько часов спустя) Едем купаться на Варваровку. Наконец-то отвлекусь.
…Как же мне все это надоело…
But I can’t be week. I must fight.